Михайлов сжал мой локоть, участливо спросил:
— Устала?
Я кивнула. Музыка кончилась, все вышли на веранду, а вскоре решили разъезжаться.
Краем глаза я заметила, что Платонов пошептался с Иосифом и тот, снисходительно улыбаясь, покивал ему, направившись к другой машине.
Я твердо решила, что с Платоновым не поеду ни за что, и вцепилась в Женькин локоть.
Платонов обернулся, разыскивая меня в темноте, и я утянула Женьку в тень.
Неожиданно рядом возник Михайлов:
— Девочки, усаживайтесь!
Платонов, наконец, обнаружил нас и возмутился:
— Игорь, что ты распоряжаешься? Я с удовольствием довезу девушек, тем более, что нам по пути.
Мунир стоял у автомобиля, прислушиваясь к беседе. Он молчал, но чувствовалось, что свой интерес в беседе имеет.
Спор решил Михайлов.
Он решительно распахнул дверцы джипа, усадил нас с Женькой и примирительно сказал:
— Как-нибудь в следующий раз. Договорились? Я девушек привез, я их и отвезу. Все, давайте прощаться.
Мы с Женькой переглянулись, но промолчали. Возражать Михайлову никто не решился, даже бритоголовый министр.
Впрочем, когда мы подъехали к въезду во двор, где жила подруга, мне показалось, что в стороне, под липами, стоял уж очень приметный автомобиль. Мысленно я хмыкнула, но вслух не произнесла ни звука.
Михайлов высадил меня у парадного, я поблагодарила его и хотела уже выйти. При этом неловко зацепилась цепочкой сумочки за подлокотник, она порвалась, и содержимое сумочки разлетелось по коврику.
Михайлов засмеялся, и мы еще несколько минут шарили по полу, собирая мои ключи, пудреницу и рассыпавшуюся косметику. Пару раз наши руки нечаянно соприкоснулись, и у меня от этого краска бросилась в лицо. Наконец, я все беспорядочно запихала в сумочку и вышла.
Михайлов завел машину и тронулся.
Небо уже серело, и я подняла голову. На нашем балконе стоял Демидов и курил. Видимо, он наблюдал за моим возвращением и подумал, что мы с Михайловым… Я так устала этой ночью, что меня это ничуть не озаботило.
Я помахала ему, но он не ответил.
Поднявшись в квартиру, я пристроила злополучную сумочку на полку, с наслаждением сбросила туфельки и босиком прошла в кухню. Налила минералки, понимая, что объяснения не избежать.
В дверях появился Демидов. Он мрачно посмотрел на меня и спросил:
— Обязательно было целоваться с любовником под нашими окнами?
Я подняла на него глаза и устало сказала:
— Если я скажу тебе правду, ты ведь мне не поверишь? У меня порвалась цепочка на сумке, и рассыпалась косметика. Михайлов мне просто помог собрать ее. Вот и все.
Демидов в бешенстве сощурил глаза:
— Ты права, я тебе совершенно не верю! Как будто я не знаю, что ты боготворишь своего Михайлова!
Я поднялась и спокойно сказала:
— Да. Боготворю. Но это не значит, что я с ним целовалась в машине, и тем более не значит, что он — мой любовник. И давай уже пойдем спать, устала ужасно.
Я осторожно обошла его, на ходу сняла браслет и гривну, вынула из ушей тяжелые серьги. Постояла под душем. Потом вытянулась на прохладных простынях, закрыла глаза. Передо мной мелькали лица и впечатления дня.
Демидов в спальню не пришел, улегся на диване в гостиной, и я подумала, что это в первый раз со времени моего замужества мы спим врозь. С этой мыслью я и уснула.
По воскресеньям мы всегда себе позволяем поспать подольше. Я подмерзла под утро, и по привычке хотела согреться около горячего, как печка, Демидова. К моему изумлению, рядом его не оказалось.
Я вспомнила о ночных событиях и загрустила. Перспектива объяснений с Демидовым меня серьезно пугала. Вообще по натуре я не люблю никакие объяснения, а тут я все-таки чувствовала какую-то свою вину.
Я вздохнула и вышла из спальни.
Демидов сидел в холле и держал в руках мою сумочку с оборванной цепочкой.
Он поднял ко мне лицо:
— Это и в самом деле правда? Ну, то, что ты вчера рассказала?
Мне неожиданно стало жалко его, и я присела рядом.
— Конечно, правда. А зачем мне тебе врать?
— Ну, я не знаю…
— И я не знаю. И что нам теперь с этим делать?
Демидов отнес меня в спальню, и наша ссора закончилась так же, как и все прочие до нее.
Утром в понедельник выяснилось, что заказчики прислали разделительную ведомость по оборудованию, которая шла в разрез со всеми нашими предварительными договоренностями.
Женька, которая вместе с двумя сметчиками последние две недели не разгибаясь, увязывала оборудование и комплектующие, злобно и громко выругалась.
— Две недели — коту под хвост! — завопила она.
— Придется поработать вечерами, — грустно заметила я. Последние три месяца мы и так пропадали на работе, отчего у Эдика были перманентные скандалы в семье: теща орала, что Соня — дура, что муж ей изменяет, а она ему позволяет ноги о себя вытирать… Нам с Женькой было легче, хотя Демидову тоже мало нравилось все это.
Неожиданно Женька заявила:
— Я оставаться не могу. Может у меня быть своя личная жизнь?
Мы с Эдиком переглянулись, и я вспомнила, что вчера весь вечер телефон подруги был отключен… Тревожный знак!
Воспользовавшись паузой, я подобралась поближе и тихо спросила:
— Женька! Это — то, что я думаю, или ты все-таки имеешь в голове хоть каплю мозгов?
Женька упрямо наклонила голову и сказала:
— Да, это — оно самое, и даже гораздо больше. Я люблю его.
Я всплеснула руками и сердито прошипела:
— Чокнутая! У него жена и четверо детей, он хвастался, что осенью ждет внука!