— Я не думаю, что стреляла Марина Николаевна…
Лиза наклонила голову к столу, и я строго спросил:
— Вот почему мне кажется, что ты опять о чем-то умалчиваешь? Вместо того, чтобы помогать, ты мне сама загадки загадываешь…
— Никаких загадок. Помните, утром я сняла с ее машины листок? На нем был записан ее номер телефона.
— И что это значит? — мы недоуменно посмотрели на Лизу.
— У Марины Николаевны машина всегда стоит на стоянке неподалеку, там какой-то офис, и она договорилась с хозяевами. Единственное условие — машину надо поставить на стоянку до полуночи.
Костя хмыкнул:
— А то карета превратится в тыкву?
Лиза не улыбнулась.
— В тыкву — нет, а вот стоянка в двенадцать часов запирается.
Я уточнил:
— Значит, она куда-то ездила уже после полуночи, и не смогла вовремя поставить машину. Потому и телефончик под щетки подсунула. Нет, ну какова?
Лиза подняла лицо к потолку и мрачно сказала:
— Вы можете говорить и думать, что угодно, но я не верю, что она могла выстрелить в Нину Платонову.
Женька завопила:
— Лиза, ты ненормальная, она тебе столько гадостей сделала, а ты заступаешься за нее…
— И диплом, из-за которого случился весь скандал, тоже писала не она! Не могла Сережина мать так пренебрежительно отозваться о его росте, и о рогах писать бы не стала!
Я кивнул:
— Маша Лежнева уверена, что этот диплом и первые письма писали разные люди.
— Вот, видите?
Женька мстительно прищурилась:
— Узнать бы, своими руками бы придушила…
Я усмехнулся:
— Наверняка нам все равно этого не узнать, а вот предположения у меня есть. Возможно, я думаю о ней хуже, чем она есть, но подозреваю я мать Ларисы Крыловой. Вы по молодости лет этого помнить не можете, но она и раньше чем-то подобным баловалась…Была у нас в институте история с анонимками, тогда почти удалось доказать ее авторство, но пожалели Анатолия Карловича. А тут у нее повод был более, чем серьезный: она боролась за счастье дочери.
Лиза пожала плечами.
— Почему-то у меня ощущение, что меня разыграли, как карту в игральной колоде…
Костя поднял палец уважительно:
— Зато, как козырную карту!
Лиза горько усмехнулась:
— Меня это мало утешает.
Женьке позвонил Мунир, и она с отчаянием на меня посмотрела.
Я кивнул:
— Женя, уезжай. Я заберу Лизу к себе. — Она попыталась возразить, но я твердо сказал: — Я обещал матери, что обязательно привезу тебя, так что собирайся.
Ночевать одна в квартире Лиза не решилась, а счастье подруги ей было дорого. Поэтому через некоторое время мы уже сидели в машине.
По дороге я позвонил Марине и рассказал ей, что адвокат уже встретился с Сергеем, однако обнадеживать ее перспективой скорого освобождения Сергея не стал. Марина поблагодарила меня, и мне показалось, что голос у нее звучит гораздо тверже.
Впрочем, особого внимания я на это не обратил, потому что рядом со мной сидела Лиза, и я вдруг подумал, что, не случись этого всего, мы никогда не проводили бы столько времени вместе. А так — она рядом, и настроение мое непостижимым образом улучшилось. Мысленно хмыкнув, я посоветовал себе не расслабляться.
Домой мы добрались уже ближе к полуночи. Несмотря на позднее время, мама с Анришкой встретили нас у ворот.
Лиза смущенно пробормотала:
— Извините, что я вам навязываюсь…
Мама всплеснула руками:
— Еще чего выдумала! Мы с Собакиным уже вас заждались! — Она поторопила нас: — Мойте руки, и за стол. Буду вас кормить, а вы мне все-все расскажете!
Я почесал переносицу:
— Мам, Лиза меня уже накормила! По случаю военных действий они с Женей приготовили отбивные размером с велосипедное колесо, я и сейчас едва жив! Но, если ты хочешь, мы выпьем чаю в саду, и расскажем тебе все подробности.
Лиза помогла с посудой, и вскоре мы уже устроились в беседке. Я зажег светильник над столом, и мягкий свет, падающий на стол через абажур, освещал белую салфетку, золотистый лимон на блюдечке, тарелку с тонко нарезанным кексом, янтарный чай… Мама с Лизой о чем-то тихо переговаривались, и я засмотрелся на их лица…
Анри, покрутившись между нами, залез под кресло Лизы и наотрез отказался вылезать.
Лиза попросила умоляюще:
— Он мне совсем не мешает, даже наоборот…
Воодушевленный поддержкой, Анри до половины вылез из-под кресла и положил морду на лапы.
Мама внимательно выслушала мою историю, потом помолчала и тихо сказала:
— Да, если к этому причастна сама Марина, ей предстоит страшная ночь… Может быть, зря ты не успокоил ее относительно Сергея. Вы ведь оба уверены, что он к этому злосчастному покушению не имел касательства?
Я скептически заметил:
— По-моему, ее голос звучал гораздо тверже, чем накануне. Марина, на мой взгляд, принадлежит к тому типу людей, которые, будучи загнаны в угол, никогда не сдаются.
По лицу Лизы скользнула тень, и я с недовольством сказал:
— Ей не следовало рассылать эти письма и вмешиваться в жизнь сына. И вообще, давно пора привыкнуть к мысли, что он — взрослый мальчик…
Мама грустно на меня посмотрела:
— Знаешь, к этому действительно очень трудно привыкнуть…
Я наклонился через стол и поцеловал ее в висок:
— Мам, ты прости меня, я просто дурак… Завтра же позвоню Марине, и пусть все идет, как идет…
По случаю позднего времени, решено было укладываться на ночь.
Я лежал в своей комнате, закинув руки за голову, и честно пытался заснуть. Однако, стоило мне закрыть глаза, и я снова видел лицо Лизы, ее тонкие пальчики, ну и вообще всякие подробности.